Еще штрих о соколах и египтянах. Париж. Лувр.., В мрачнова­тых отделах египетской древности — гробницы, мумии, всевоз­можные атрибуты жреческой и царской власти. И во всех витри­нах... соколы, соколы, соколы. Принявшись их подсчитывать, при­метил я, что хищники попадаются вроде бы почаще, чем знаме­нитые на весь мир священные скарабеи. И впрямь — одних только статуэток соколов насчитал я там почти 60, а жуков вдвое мень­ше. Считал честно, добросовестно и потому долго, но к концу своих этноарифметических изысканий весьма был за пернатых хищников доволен. Несколько лишь смущало очень уж настойчи­вое сопровождение одного из музейных хранителей. Впрочем, диковинная манера по часу торчать возле каждой витрины с оди­наковыми жуками и птицами тоже, надо полагать, немало его смущала. В заключение стоит еще сказать, что жуки были как жуки (большей частью, правда, из качественной бирюзы), соколы же почти все — при коронах! А перед некоторыми были изобра­жены даже коленопреклоненные человечки. Владыки неба почи­тались некогда повыше, чем владыки на земле.
До сих пор сохранился обычай венчать памятники мужествен­ным людям, монументы победы изваяниями орлов — памятник путешественнику Пржевальскому, обелиск в честь победы русских войск под Тарутино над армией Наполеона, переправленный на берега Темзы «Александрийский столп» и многие другие. Распро­стертые крылья бронзовых орлов осеняют Киевский вокзал в Москве и лермонтовские места на Кавказе, главную авениду Мехико и врата перед дворцом одного из былых правителей Мадагаскара в Антананариву...
А гербы, знамена, национальные эмблемы! Сидящий на какту­се орел еще у древних ацтеков украшал нечто вроде их знамени. Белоголовый орлан — национальная эмблема США; орел с собо­лем — герб города Якутска; еще орел — на гербе Древнего Рима; сокол — на щите предводителя гуннов Атиллы. Да разве все пе­речтешь!
За что пернатых хищников так любили? За мощь и отвагу. Кое-кто из могучих хищников был даже приобщен к божественному ареопагу. В долине Нила, к примеру, многие века царил в обличье сокола бог Хор — Сын Солнца.
Еще один источник былой уважительности к хищным птицам как-то даже неудобно называть в одном ряду с крылатыми бо­жествами, ибо речь идет... о птицах-мусорщиках.
В очерке о коршуне благосклонное отношение к нему индий­цев уже упоминалось. Очевидны и его причины — тщательная очистка улиц, окрестностей рынков, задворков и помоек от вся­ческих съестных, с точки зрения коршуна, отбросов. Широта взглядов коршуна на понятие съестного создает людям немало удобств: не гоняй хищника бестолку, не разоряй его гнезда — и отпадет нужда решать скучные проблемы уборки подтухшей рыбы, куриных кишок <и прочих ненужных потрохов да обрезков. Очевидная полезность коршуна-санитара признавалась лет 500 то­му назад и в Европе, где он был обычным городским мусорщи­ком и посему заботливо охранялся. Иноземцы, посещавшие Анг­лию в XV веке, дружно отмечали изобилие в Лондоне коршунов и законы о суровых наказаниях за каждого убиенного хищника. К тому же столичные коршуны изумляли своим отъявленным на­хальством. В XVI столетии английский натуралист Уильям Тернер высказывался в их адрес со всей откровенностью: «И такова к сему дерзость наших коршунов, что они хлеб у детей, рыбу у женщин и носовые платки с оград и из рук человеческих выхва­тывать осмеливаются. Они научились похищать и шапки с голов людских, когда делают себе гнезда». Насчет шапок, может, и пре­увеличение, а почти все остальное четыре сотни лет спустя мне довелось увидеть в столице Индии.
Уважительное отношение к хищникам достигло апогея во вре­мена расцвета соколиной охоты. Хищные птицы заслужили его своими подвигами на охотничьем поприще. Да не прогневаются на меня тени коронованных особ, эрцгерцогов и прочих аристо­кратов, но не они, а кречеты, сапсаны, ястреба были подлинными героями грандиозных охотничьих спектаклей, поставленных опыт­ными режиссерами — соколятниками.
Хищные птицы были в большой чести. Многие летописцы тех времен воздавали хвалу их охотничьему искусству. Как водится, широкая публика уже тогда проявляла интерес к частной жизни знаменитостей. А посему попутно с жизнеописаниями соколовла-дельцев стали появляться жизнеописания самих соколов. Так были написаны первые специальные книги о птицах — возникла орни­тологическая литература. Начало ее положил трактат о пернатых хищниках «Об искусстве охотиться с птицами», написанный более 700 лет тому назад отличным их знатоком Фридрихом II Гоген-штауфеном. Фамилия, конечно, несколько необычная для автора ученого труда. Но что поделаешь, сочинитель этой книги не был профессиональным орнитологом; по своей основной специально­сти состоял он... императором Священной Римской империи.
С тех пор и поныне сотни книг написаны в разных странах о соколиной охоте. Издавались и сейчас издаются посвященные ей специальные журналы и ежегодники.
Но вернемся ко временам триумфа соколиных охот, на три-четыре века назад. Потребность во все новых и новых «кадрах» пернатых охотников с неизбежностью вызывала тщательное обе-регание хищников от чьих бы то ни было посягательств. Надо отдать должное тогдашним соколятникам: птенцов для обучения они добывали разумно, не губя целиком выводков и не подрывая веками существовавших гнездовий. За разорение гнезда сокола в те времена можно было схлопотать и плети и кое-что похуже.
Суровые уложения жестко регламентировали деятельность и даже образ жизни профессиональных добытчиков ловчих соко­лов, именуемых на Руси помытчиками. Им, например, воспреща­лось пить, курить, предаваться азартным играм, «дабы государст­венным птицам от пьяных и нечистых людей дурно не учинилось».
Хищных птиц берегли, воспевали, окружали почетом и уваже­нием. Шел «золотой век» пернатых хищников.
Но менялись времена и нравы. Закатилась счастливая их звез­да. За сотню-другую лет отношение к ним полностью перемени­лось: от любви...